Три России говорили у костра, разведенного на руинах старого мира. Небо над ними было низким и серым, а ветер шептал в разбитых окнах о том, что поколения действительно сменяются.
Первый был Демократ. Его звали Артем, и на нем был потертый пиджак, сшитый когда-то по западным лекалам. Он жестикулировал, и пепел от его сигареты разлетался, как прах его мечты.
— Свобода! — говорил он, и слово было выдохшимся шариком. — Я дал им свободу. Я думал, стоит сломать клетку, и люди взлетят орлами. Они взлетели. Одни — чтобы унести чужое, другие — чтобы кричать так громко, что больше не слышно голоса соседа. Я не удержал её, эту свободу, потому что она, как оказалось, дикое животное. Её нужно приручать законом, а я выпустил её в состояние вседозволенности. И она сожрала сначала мои идеалы, потом государство, а потом и саму себя. Я дал им право быть кем угодно, и они стали никем.
Второй был Христианин. Его звали Иван. Он сидел с прямой спиной, его грубые руки лежали на коленях, а взгляд был устремлен куда-то вдаль, за горизонт.
— А что мог предложить я? — тихо сказал он, не глядя на других. — Моя вера в оковах. Не в оковах власти, а в оковах старой ошибки. Ещё Павел, самозваный апостол, отменил Закон. Он сказал: «Благодатью спасены», и люди услышали: «Все дозволено». Он отменил правило, меру, строгость пути. Он оставил лишь милость, которую все тут же превратили в индульгенцию на беззаконие. Как я могу предложить миру любовь, если фундаментом ей служит всепрощение без покаяния? Как построить дом на песке «можно всё»? Я не могу. Я могу лишь тихо молиться в своей келье, пока мир рушится от той вседозволенности, которую благословили вместо Закона именем Христа.
Третий был Мусульманин. Его звали Руслан. Он сидел спокойно, почти неподвижно. Его мир был не снаружи, а внутри, отстроен по четким, незыблемым чертежам.
— Я живу по Корану, — произнес он, и его голос был ровным и твердым, как камень. — В нём есть ответ на всё. Он не отменяет закон, он и есть Закон. Он не предлагает вседозволенность, он предлагает порядок. От пробуждения до сна, от молитвы до торговой сделки. Мир говорит: «Хочу жить свободно». А потом приходит к тому, чтобы спросить: «А как должно быть?». И ответ уже есть. Он был всегда. Аллах не меняет того, что происходит с людьми, пока они не изменят самих себя.
Наступило молчание. Ветер раздувал искры костра.
— Поколения сменяются, — снова начал Артем-Демократ, глядя на огонь. — Моё кричало: «Хочу жить свободно!». А то, что приходит теперь, шепчет: «Хочу жить как должно быть». Они устали от бесконечного выбора. Они ищут стены, а не открытое поле.
— И они придут к этому, — кивнул Руслан. — Потому что человек — не животное. Животное следует инстинкту. А человек становится человеком, только когда получает воспитание. Когда ему говорят: «Можно это, а это — нельзя». Иначе он лишь зверь на двух ногах с телефоном в руке.
Иван-Христианин поднял голову, и в его глазах блеснула надежда. —Не забывайте, как вы чуть не превратились в квадроберов. Все вы. В существа, которые хотели лишь потреблять, размножаться и развлекаться. Вы были на краю. Без Закона — божеского или человеческого — нет личности. Есть только стадо. Воспитание — это и есть передача Закона. Передача того, «как должно».
Три России сидели у огня. Лидер, не удержавший свободу. Хранитель веры, потерявший строгость пути. И человек, нашедший незыблемый ориентир.
Они были разными. Но они поняли одну простую вещь. Путь из хаоса лежит не через новую вседозволенность, а через новый — или хорошо забытый старый — Закон. Потому что только он превращает толпу в народ, а человека — в Человека.
Комментариев нет:
Отправить комментарий