Крутоборская школа и её новые ученики
Осень 1888 года выдалась в Крутоборке на диво погожей. Золотые и багряные листья устилали землю, а в воздухе пахло яблоками и дымом из печных труб. Но главным событием, будоражившим умы всех окрестных деревень, было открытие новой школы. Большой, двухэтажной, с невиданными доселе просторными классами и высокими окнами. Сюда, в пятый класс, съехались ребята из разных сёл, чтобы постигать науки, о которых их родители и не слыхивали.
Среди новоприбывших особенно выделялась четверка, столь непохожая друг на друга.
Наташа из Подлипок, с копной иссиня-черных кудрей и дерзкими, как два уголька, глазами, была точь-в-точь ураган, ворвавшийся в сонное царство. Она говорила громко, размашисто жестикулировала и то и дело вворачивала словечки, от которых учитель словесности, Иннокентий Петрович, морщился, как от кислого крыжовника.
— Эй, ты, тихоня! — крикнула она в первый же день долговязому мальчишке, нечаянно толкнувшему её. — Смотри, куды прёшь, не то я те космы-то повыдергаю!
В её речи и манерах сквозила вольность и независимость. Она никого не боялась, за словом в карман не лезла и казалась дикаркой, выросшей скорее в цыганском таборе, чем в крестьянской избе.
Совсем иной была Рахель из Песчаной слободы. Стройная, с задумчивыми карими глазами и тонкими, аристократическими чертами лица. Она держалась особняком, говорила тихо и витиевато, словно взвешивая каждое слово. Её наряды, хоть и деревенские, всегда были безупречно чисты и выглажены, а в косу была вплетена атласная лента.
— Позвольте, сударыня, — обращалась она к торговке пирожками, — не будете ли вы так любезны подать мне тот, что с краю? Он выглядит наиболее аппетитным.
В её повадках угадывалась девчонка постоянно мечущаяся между двумя мирами. Рахель тоже казалась чужой в этой деревенской суете, её манеры и речь выдавали натуру сложную, скрытную и, возможно, не совсем счастливую. Она свысока поглядывала на простоватую прямолинейность Наташи, находя её вульгарной.
Третьим в этой компании был Юсуф, мальчик из татарской деревни Янги-Сала, приехавший с отцом-торговцем. Он был мужественный, одухотворенной красотой, которая заставляла затихать даже самых отъявленных забияк. Его огромные темные глаза, казалось, видели мир не так, как все остальные, замечая то, что скрыто от чужих взглядов. Он был немногословен, но когда говорил, его тихий голос, наполненный мудростью не по годам, заставлял прислушиваться.
Однажды на перемене задиристый Федька отнял у маленькой девочки краюху хлеба. Пока другие смеялись, Юсуф подошел к нему.
— Зачем ты это делаешь, Федор? — спросил он так просто и прямо, что тот опешил. — Разве твоя душа не плачет, когда ты обижаешь слабого? Этот хлеб не принесет тебе сытости, лишь горечь в сердце.
Он говорил как герой древних былин, как тот, чья история была известна далеко за пределами его родной деревни. В его словах не было угрозы, лишь глубокое понимание человеческой природы.
И, наконец, Элга из хутора Болотное. Крепко сбитая, решительная, с прямым, как палка, взглядом светлых глаз. Она не признавала девичьих утех, предпочитая лазать по деревьям и строить плотины на ручье наравне с мальчишками. Её речь была отрывистой, как команды унтер-офицера.
— Так. Ты идешь за досками. Ты — копаешь. Я — руковожу, — распоряжалась она на школьном дворе во время строительства снежной крепости. — Не обсуждается!
Элга была прирожденным лидером, что из ничего могла создать порядок и заставить всех работать на общую цель. Она не терпела возражений и считала сантименты пустой тратой времени.
Как ни странно, именно трое из этой четверки — Наташа, Юсуф и Эльга — вскоре сдружились, образовав нечто вроде неразлучного трио.
Наташа была сердцем и душой компании, её неуемная энергия и смелость постоянно втягивали друзей в новые приключения. Она была той самой силой, что не давала никому скучать, всегда готовая и к подвигу, и к сытному обеду.
— Айда на речку, раков ловить! — предлагала она посреди урока Закона Божьего. — Чего тут киснуть? Отец Гавриил все равно одно и то же говорит.
Юсуф стал совестью и мудростью их маленького союза. Он знал ответы на многие вопросы, но его знания были не только из книг, но и из глубины сердца. Он умел усмирять буйный нрав Наташи и направлять решительность Элги в мирное русло.
— Погоди, Наташа, — останавливал он её. — Если мы убежим, мы подведем учителя. А разве можно строить свою радость на чужом огорчении? Давай дождемся конца урока. Река от нас не убежит.
Элга же была их — негласным лидером и стратегом. Когда Наташа в очередной раз влипала в историю, именно Элга разрабатывала четкий план по её спасению. Она не паниковала, а действовала. Её холодный рассудок уравновешивал Наташину импульсивность и Юсуфову склонность к размышлениям.
Рахель же оставалась в стороне. Она с плохо скрываемым презрением наблюдала за этой "дикой" троицей, считая их занятия глупыми и недостойными. Её манили блеск уездного города, разговоры о балах и мечты о другой, красивой жизни. Она не понимала, как можно дружить с грубиянкой Наташей или молчаливым Юсуфом.
Однажды троица решила исследовать старую заброшенную мельницу на краю деревни, о которой ходили жуткие слухи. Наташа, разумеется, была зачинщицей. Элга составила план проникновения. А Юсуф... Юсуф просто пошел с ними, потому что чувствовал — друзьям может понадобиться его спокойствие и здравый смысл.
Именно в темных, пахнущих сыростью и забвением стенах старой мельницы их дружбе предстояло пройти первое серьезное испытание, которое навсегда связало бы их вместе в удивительном и непростом мире Крутоборской школы.
***
Испытание старой мельницы
Старая мельница стояла на отшибе, у самого темного омута, и глядела на мир пустыми глазницами выбитых окон. Крылья её давно были сломаны бурей, а колесо вросло в землю, покрывшись зеленым мхом. Деревенские обходили её стороной, шепотом рассказывая то о беглом каторжнике, что скрывался там, то о душе мельника.
— Ну что, струсили, копуши? — подбоченившись, с вызовом бросила Наташа, когда они подошли к почерневшему от времени строению. Ветер трепал её растрепавшиеся кудри, и она походила на атамана разбойничьей ватаги.
— Тихо. Осмотреть периметр, — скомандовала Элга, деловито оглядываясь. Её взгляд был практичен: она оценивала не призраков, а прочность стен и возможные лазейки. — Входная дверь заколочена. Лезем через окно.
— Дерево старое, оно не любит спешки, — мягко заметил Юсуф, проводя ладонью по замшелой балке. — Оно помнит много зим и много печали. Нужно проявить к нему уважение.
Наташа лишь фыркнула. Уважение к трухлявым доскам? Ерунда! С разбегу подпрыгнув, она вцепилась в подоконник и в мгновение ока очутилась внутри, подняв облако пыли.
— Эй! Тут здорово! Как в бункере! — донесся её приглушенный голос.
Элга и Юсуф, не сговариваясь, полезли следом. Внутри царил полумрак. Сквозь щели в крыше пробивались тонкие лучи света, в которых танцевали мириады пылинок. Пахло прелью, мышами и чем-то еще — тревожным и древним.
Не слушая предостережений Элги ступать осторожнее, Наташа ринулась вглубь мельницы, её шаги гулко отдавались в тишине.
— Тут, должно быть, сокровища спрятаны! Клад мельника!
Вдруг раздался оглушительный треск, короткий вскрик и звук падения. Элга с Юсуфом замерли.
— Наташка! — крикнула Элга, и её голос эхом заметался под сводами.
Они бросились на звук и увидели зияющую дыру в полу. Внизу, на груде старых мешков и прочего хлама, сидела Наташа. Она упала не с большой высоты, метра полтора, но её нога была неестественно подвернута и зажата между двумя тяжелыми дубовыми шестернями старого механизма.
Лицо у Наташи было белее мела, но она пыталась хорохориться.
— Подумаешь... Занозу посадила, — процедила она сквозь зубы, пытаясь вытащить ногу. — Сейчас я эту деревяшку...
— Не двигайся! — приказала Элга. Её обычная командирская резкость сейчас была как нельзя кстати. Она быстро спрыгнула вниз, приземлившись легко, по-кошачьи. Осмотрев зажатую ногу, она нахмурилась. — Самим не вытащить. Застряла намертво. Юсуф, ищи длинную доску, покрепче. Будем использовать как рычаг.
Юсуф, оставшийся наверху, не стал суетиться. Он подошел к Наташе, заглянул в дыру и тихо сказал:
— Потерпи, сестрица. Боль — это как гроза. Она приходит, шумит, а потом уступает место чистому небу. Дыши глубоко. Представь, что ты — сильный дуб, и никакой ветер не может тебя сломить.
Его спокойный голос действовал на удивление умиротворяюще. Наташа перестала дергаться и, скрипнув зубами, кивнула.
Тем временем Элга уже нашла подходящий брус. Вдвоем с Юсуфом, который спустился к ним, они начали действовать. Элга, как заправский инженер, подсунула рычаг под шестерню, рассчитав точку опоры.
— Так. На счет «три». Давим. Раз... два... три!
Они навалились всем весом. Дерево заскрипело, поддалось. Еще одно усилие, и тяжелый механизм сдвинулся на несколько сантиметров. Наташа, охнув, высвободила ногу.
За всей этой сценой, спрятавшись за густыми зарослями крапивы у реки, наблюдала Рахель. Она пошла за ними из чистого любопытства, желая потешить свое самолюбие, когда эти оборванцы струсят и с воплями побегут прочь. Но то, что она увидела, поразило её.
Она видела страх в глазах Наташи, который та отчаянно пыталась скрыть. Видела деловитую сосредоточенность Элги, которая в минуту опасности не растерялась, а превратилась в полководца. Видела неземное спокойствие Юсуфа, чьи слова, казалось, могли лечить раны. Она видела не трех разных детей, а единое целое. Они действовали слаженно, без лишних слов, понимая друг друга с полувзгляда. В их действиях была подлинная забота, та самая дружба, о которой она читала в книгах, но никогда не видела в жизни. И на миг в её душе шевельнулось что-то, похожее на укол доброй зависти. Когда ты желаешь чтобы добро укрепилось.
Обратно в деревню они шли медленно. Наташа хромала, опираясь с одной стороны на плечо Элги, а с другой — на плечо Юсуфа. Она молчала, что было для неё совершенно не свойственно. Боль в ноге была ничем по сравнению с тем новым, теплым чувством, которое разливалось в груди. Она больше не была просто Наташкой из Подлипок. У неё были те, кто не бросил её в беде.
— Спасибо, — вдруг тихо сказала она, глядя себе под ноги.
— Приказано выжить, — буркнула в ответ Элга, но в уголке её губ мелькнула тень улыбки.
— Все мы — опора друг для друга на пути, — подытожил Юсуф, глядя на закатное солнце, заливавшее небо над Крутоборкой.
В тот день на старой мельнице родилось нечто большее, чем просто школьное товарищество. Это был союз, скрепленный треском ломающихся досок и тихой, но непоколебимой верностью. А вдали, так и не замеченная ими, Рахель медленно побрела в сторону своей деревни, и на её обычно надменном лице было задумчивое и сложное выражение. Приключения крутоборских пятиклассников только начинались.
***
Военный совет под старой ивой
Новость о расписании и учителях обрушилась на пятый класс подобно первому осеннему заморозку. Вывешенный в коридоре лист бумаги, исписанный каллиграфическим почерком директора, собрал вокруг себя толпу взволнованных учеников.
Имена были под стать предметам: строгий Закон Божий оставался за отцом Гавриилом. Изящную словесность и чистописание вёл уже знакомый им, ценитель порядка Иннокентий Петрович. А вот дальше начиналось самое страшное. Арифметика и начальная геометрия достались Ефиму Лукичу, бывшему армейскому фельдфебелю, о чьей суровости и любви к розгам уже ходили легенды. А естествознание и географию должен был преподавать новый учитель из города, Константин Сергеевич, про которого пока не было известно ничего, кроме того, что он носил пенсне и привез с собой целый ящик с камнями и засушенными жуками.
На большой перемене, когда двор наполнился криками и беготней, Элга жестом подозвала друзей к их «штабу» — раскидистой старой иве у школьного забора. Наташа приковыляла, все еще прихрамывая, а Юсуф нес под мышкой грифельную доску.
— Так, бойцы, — без предисловий начала Элга, когда они уселись в кружок на корнях дерева. — Проведена рекогносцировка. Противник известен, безграмотность. Нужен план кампании на учебный год, чтобы к весне не остаться в дураках.
Она взяла у Юсуфа доску и обломок грифеля.
— Главный фронт — арифметика. Ефим Лукич требует зубрёжки и дисциплины. Значит, каждый вечер, после ужина, по часу на решение задач. Без разговоров. Кто не выполнил — моет за всех троих сапоги неделю.
Наташа скорчила гримасу.
— Час? Каждый вечер? Да я же с тоски в лягушку превращусь! Эти цифры, столбики... Тьфу! Они мертвые! Вот если бы мы ими считали, сколько верст до уездного города или сколько пудов сена поместится на наш сеновал — тогда да! А так — мука смертная!
— Порядок — основа всякого знания, — невозмутимо парировала Элга. — Сначала выучишь таблицу умножения, потом будешь версты считать.
Тут в разговор мягко вступил Юсуф.
— Мне кажется, вы обе правы. Ефим Лукич хочет, чтобы мы увидели в числах нерушимый закон, как ход звезд на небе. А Наташа хочет видеть в них жизнь, как биение сердца. Но разве одно мешает другому? — он взял маленький гладкий камешек. — Можно сосчитать его грани, измерить вес — это будет арифметика Элги. А можно почувствовать его тепло, представить реку, что его обточила, и долгий путь, что он проделал — это будет арифметика Наташи. Истина где-то посередине.
Элга нахмурилась, обдумывая слова друга. Наташа удивленно посмотрела на Юсуфа.
— Ишь ты, как загнул, — протянула она, но уже без прежнего раздражения. — И что ты предлагаешь, мудрец?
— Мы будем следовать плану Элги, — ответил Юсуф. — Дисциплина важна. Но когда будем решать задачи, мы попробуем представить, что за ними стоит. Если задача про купца и сукно — представим себе шум ярмарки и запах ткани. Если про землекопов — услышим стук лопат. Мы будем искать душу в числах.
Элга немного помолчала, а потом решительно кивнула.
— Рациональное зерно в этом есть. Образное мышление помогает запоминанию. Принято. Далее — словесность. С Иннокентием Петровичем всё ясно: ровные строчки, никаких клякс и чтоб «от зубов отскакивало».
— Скучища! — снова вздохнула Наташа. — Читать про добродетельных девиц и благородных юношей. Я бы лучше разыграла всё это по ролям! Вот я — разбойник, Юсуф — плененный им мудрец, а ты, Элка, — стражник, что нас ловит! Так оно живее и понятнее будет!
— Предложение дельное, — неожиданно согласилась Элга. — Проигрывание сюжета улучшает понимание текста. Закрепляем материал на практике. Утверждаю. Остается естествознание.
Тут все трое задумались. Учитель-загадка с его жуками и камнями мог оказаться кем угодно.
— Думаю, — сказал Юсуф, глядя вдаль, — тут нам не нужно ничего придумывать. Человек, который возит с собой камни, любит свое дело. Нужно просто внимательно слушать его сердце. Он сам покажет нам лучший способ понять природу.
Элга провела грифелем последнюю черту на доске. План был готов. Он был странным, не похожим ни на что. В нем армейская стратегия Эльги соединялась с буйной фантазией Наташи и глубокой мудростью Юсуфа.
Неподалеку, делая вид, что ищет в траве потерянную ленту, за их советом наблюдала Рахель. Она слышала каждое слово. В её мире, где всё делилось на «выгодно» и «невыгодно», «прилично» и «неприлично», их подход казался диким и нелепым. Планировать учебу, как военный поход? Искать душу в цифрах? Превращать уроки в балаган?
«Дикари, — с привычным высокомерием подумала она. — Так можно только впросак попасть. Учеба — это труд и усердие, а не игры».
Но, отвернувшись и медленно направляясь к крыльцу школы, она не могла отделаться от странного чувства. В их нелепом плане было что-то живое, какая-то сила, которой не было в её аккуратных тетрадках и вызубренных параграфах. Это была сила единства. И впервые в жизни Рахель подумала, что, возможно, в одиночку идти к цели не только скучнее, но и труднее.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
https://tehnologiya-111.blogspot.com/2025/06/blog-post_22.html?m=1
СОДЕРЖАНИЕ
Часть 1
Комментариев нет:
Отправить комментарий