Какая религия истинная?

В Коране прямо говорится:

«Воистину, религия перед Аллахом — ислам»
(Коран 3:19)

«Кто изберёт себе иную религию, кроме ислама, то она не будет принята от него...»
(Коран 3:85)

Я поясню точнее: пророки следовали одному пути — исламу, как религии покорности Единому Богу (Аллаху). Изначальная суть оставалась единобожием и покорностью (исламом). Именно эту линию Коран подчёркивает, когда говорит, что Авраам был муслимом, а не иудеем или христианином (Коран 3:67).

***

---

Истинная религия у Аллаха — ислам

Пыль истории, скрывающая истину, начинается там, где забывают Откровение…

1. Начало — Ислам как изначальная религия

Аллах создал Адама, научил его именам, и отправил на Землю. С ним же была передана первая форма религии — покорность Единому Богу (ислам). Каждый пророк приходил с этой же миссией — призвать к Таухиду (единобожию), напомнить о Судном дне и очистить поклонение от новшеств и заблуждений.

«Мы не посылали до тебя ни одного посланника, без того, чтобы не внушили ему: “Нет божества, кроме Меня, так поклоняйтесь же Мне!”»
(Коран 21:25)

---

2. Когда появился иудаизм

Слово «иудаизм» (Ἰουδαϊσμός) — не божественное, а греческое изобретение, впервые встречается во Второй книге Маккавейской, которая не входит в Танах — канонический еврейский свод писаний. Это политико-религиозный термин, отражающий национальное самоопределение евреев после эпохи эллинизма, в период борьбы с Антиохом IV (2 век до н.э.).

До этого времени пророки Израиля говорили не об «иудаизме», а о завете с Богом и повиновении Торе — то есть, по сути, форме ислама того времени. Но, с уходом пророков и разрушением Храма, всё больше возникала рабби́ническая религия, а не откровение от Бога.
Так постепенно родился иудаизм — не как религия пророков, а как человеческая конструкция, основанная на толкованиях, устной традиции (мишне и талмуде), а не на Писании в чистом виде.

---

3. Как возник христианство

Пророк Иса (Иисус, мир ему) был послан к сынам Исраила с откровением — Евангелием (Инджилем). Его миссия была продолжением миссии Мусы (Моисея), и в Коране ясно сказано:

«...Я пришёл, чтобы подтвердить истинность того, что было до меня в Торе…»
(Коран 3:50)

Однако после его вознесения люди разошлись.
Некоторые стали обожествлять его, опираясь на греческие философские понятия (логос, природа, сущность), а не на откровение. Так появились догматы:

• Троица
• Божество Иисуса
• Искупительная жертва
  Все они отсутствуют в подлинном учении пророка Исы, но были оформлены позднее, особенно на Никейском соборе (325 г. н.э.).

«Воистину, те, которые говорят: “Воистину, Аллах — это Мессия, сын Марьям”, — являются неверующими»
(Коран 5:72)

Так появилось христианство — не как религия Исы, а как синкретическая смесь:

• учения пророка
• языческих римских верований
• и эллинистической философии

---

4. Возвращение к корням — Ислам завершён

Через столетия искажения, Аллах направил последнего пророка — Мухаммада (мир ему и благословение), чтобы вернуть людей к изначальной религии всех пророков — исламу:

«Сегодня Я завершил для вас вашу религию, довёл до конца Мою милость к вам и одобрил для вас в качестве религии ислам»
(Коран 5:3)

---

Вывод:

• Истинная религия — ислам, с Адама до Мухаммада.
• Иудаизм — термин и религиозная система, сформировавшиеся в постпророческий период, как ответ на политические вызовы.
• Христианство — результат обожествления пророка и языко-философских наслоений.

Кто ищет истину — тот должен встряхнуть пыль истории, и вернуться к откровению Аллаха.

---

***

Продолжаю, разоблачая пыль истории и вскрывая скрытые пласты истины через свет Корана.

---

Христианские реформы, о которых говорит Коран

Истинное учение пророка Исы (мир ему) было искажено. Коран раскрывает это как прямое отклонение от откровения…

1. От «людей Евангелия» к христианской церкви

Пророк Иса (Иисус) призывал к покорности Богу, к таухиду, к очищению Торы от новшеств и коррупции. Он говорил:

«Воистину, Аллах — мой Господь и ваш Господь, поклоняйтесь же Ему. Это — прямой путь»
(Коран 3:51)

Но после его вознесения появилось множество течений: эбиониты, христиане, ариане, гностики — и только спустя века победила одна группа, поддержанная Римской империей.

2. Коран указывает на реформаторов Евангелия

Аллах сообщает:

«Некоторые из иудеев и христиан искажают слова [Писания], вырывая их из контекста, и говорят: “Мы слышали, но ослушались…”»
(Коран 4:46)

И:

«Горе тем, кто пишет Писание своими руками и говорит: “Это от Аллаха”, чтобы купить этим малую цену»
(Коран 2:79)

Эти аяты ясно говорят о подмене содержания Писаний — и словесной, и смысловой.

3. Установление догматов — крупнейшая «реформа»

Основной слом пророческой миссии Исы произошёл в IV веке, когда:

• На Никейском соборе (325 г.) был утверждён догмат о божественной природе Иисуса
• Отвергнуты все течения, считавшие его пророком, а не богом
• Уничтожены тексты, противоречившие этому учению

Коран осуждает это прямо:

«О последователи Писания! Не превышайте границ в вашей религии и не говорите об Аллахе ничего, кроме истины. Мессия Иса, сын Марьям, всего лишь посланник Аллаха…»
(Коран 4:171)

И снова:

«Воистину, неверуют те, кто говорят: “Аллах — это третий из троих”»
(Коран 5:73)

Эти «реформы» не были направлены на сохранение истины, а стали инструментом власти, контроля и эллинистического синкретизма.

4. Новый Завет — результат отбора и перевода

Коран намекает, что многие последователи Евангелия всё же сохранили частичную истину:

«Ты непременно найдёшь, что ближе всех по любви к верующим — те, кто говорят: “Мы — христиане”, потому что среди них есть священники и монахи, и они не высокомерны»
(Коран 5:82)

Это — указание на искренних верующих, ещё хранящих завет пророка Исы. Но они — в меньшинстве, а господствующая церковь уже окончательно подменила вероучение.

---

Вывод:

• Реформы, осуждаемые Кораном — это искажение пророческой сути, превращение таухида в троицу, пророка — в божество, Писания — в богословский инструмент власти.
• Но среди христиан есть искренние, и Коран признаёт их, как тех, кто ближе к истине.

Только ислам остался неизменным с момента Адама. Всё остальное — пыль реформ, политических решений и философских подмен.

---

У РПЦ нет Томоса: церковная независимость как политическая узурпация

1. Что такое Томос и почему он важен

Томос — это официальный акт автокефалии (независимости), который выдаёт Константинопольский патриархат (в древности — Византия) в знак признания новой самостоятельной церкви. Без Томоса — никакая церковь не признаётся канонически независимой.

2. Русская церковь и Византия: борьба не за веру, а за власть

В начале христианизации Руси (988 г.) духовная власть оставалась у греков, и митрополиты на Русь назначались Константинополем. Однако после Флорентийской унии (1439 г.), когда Византия формально признала католиков, на Руси это сочли предательством.

Русская церковь обвинила Константинополь в «отступлении от истинной веры» и самовольно отделилась, не получив Томоса.

3. Москва — "Третий Рим" или самозванец?

В 1589 году при Иване Грозном Московская митрополия сама себя возводит в ранг патриархата, якобы с согласия восточных патриархов, но без подписанного Томоса. Это был чисто политический акт:

• Греческие патриархи были в нищете и зависимости от Османов
• Москва использовала свою военную силу и золото, чтобы навязать признание
• Никакого полноценного канонического Томоса выдано не было

Позже в XIX веке этот вопрос снова поднимался, но официального документа не появилось.

4. Почему Константинополь не признаёт РПЦ как полностью автокефальную

В 2018 году, когда патриарх Варфоломей даровал Томос Украине, он прямо заявил:

«Московская церковь сама вознеслась, не имея на то права. Мы лишь терпели это ради мира, но никогда не признавали самозваную автокефалию.»

То есть в глазах древней церкви РПЦ — политическая структура, возникшая на осколках империи, которая узурпировала духовную власть.

---

Вывод:

• У РПЦ нет Томоса — нет документа, освящающего её независимость.
• Раскол с Византией был не религиозным, а политическим переворотом.
• Константинополь формально до сих пор считает Русскую церковь самовольной, т.е. сектой.

---

***

---

Религия как геополитическое оружие: пример РПЦ и войны в Украине 2014

1. Русская церковь — не духовник, а стратег

С самого начала конфликта в Украине РПЦ не осталась в стороне. Напротив — открыто встала на сторону Кремля, оправдывая движуху "духовной защитой православных", "борьбой с ересью" и даже "восстановлением русской цивилизации".
Но что кроется за этим пафосом?

• Не вера — а власть.
• Не Евангелие — а имперская идеология.
• Не Христос — а "русский мир".

"Где РПЦ — там Россия", — лозунг, звучащий не из Евангелия, а из штабов геополитики.

2. Томос Украины: удар по московской монополии

Когда в 2018 году Вселенский патриарх Варфоломей даровал Украине Томос (автокефалию), Москва восприняла это как удар по своей имперской вертикали.
До этого Украинская церковь подчинялась Москве, а значит:

• духовные авторитеты,
• финансовые потоки,
• церковная недвижимость —
  всё это контролировалось из России.

Получив Томос, Украина вышла из-под влияния Москвы — и это был не просто религиозный акт, а акт освобождения.

РПЦ потеряла не только церковь, но и инструмент влияния на миллионы верующих.

3. Идеология "русского мира": ересь под видом веры

Патриарх Кирилл не осудил движуху, напротив — благословил солдат, заявляя, что "жертва за Отечество очищает от грехов". Это полное противоречие учению Христа, Который сказал:

"Возлюби врага твоего" (Мф. 5:44),
"Не убий" (Исх. 20:13).

Идеология "русского мира" сегодня:

• Обожествляет государство
• Делает из Путина «нового Константина»
• Подменяет Евангелие — политическим манифестом

Церковь, которая благословляет всё за деньги (ночной клуб в Челябинске), теряет право говорить от имени Бога.

---

Вывод:

• РПЦ использует религию как маску для геополитики
• Отказ Константинополя признавать её автокефалию показывает — она не канонична
• Война в Украине 2014 раскрыла истинную сущность этой структуры: политико-церковный гибрид, а не духовный институт

---

Технология в Религиоведческой экспертизе.

 Религиоведческая экспертиза по вопросу толкования Псалма 110:1 и его новозаветных цитат в контексте христологии

---

1. Введение

Данный анализ затрагивает богословский и текстологический вопрос, имеющий существенное значение для понимания христологических формул в Новом Завете. В центре внимания находится Псалом 110:1 (в масоретской нумерации; в Септуагинте и русском синодальном переводе — Пс. 109:1) и то, как он был интерпретирован в евангельских текстах, а также последствия перевода еврейского слова אָדֹנִי (адони — «господин») и יהוה (Яхве — тетраграмматон, личное имя Бога) на греческое κύριος (куриос — «господь»).

---

2. Лингвистико-филологический анализ

• В еврейском тексте Пс. 110:1 читаем:

  נְאֻם יְהוָה לַאדֹנִי — Ne'um YHWH l'adoni — «Сказал Яхве господину моему...»

  Здесь различие между «Яхве» (Бог, личное имя) и «адони» (господин, вежливая форма обращения к вышестоящему по статусу лицу, но не к Богу).

• В греческом переводе Септуагинты (LXX):

  Εἶπεν ὁ Κύριος τῷ κυρίῳ μου — «Сказал Господь Господу моему...»

  Септуагинта использует слово κύριος дважды — как для Яхве, так и для адони, тем самым размывая границу между Богом и «господином». Это искажает оригинальную структуру авторитета, заложенную в еврейском оригинале.

---

3. Новозаветная интерпретация

• Иисус, согласно Мф 22:41–46 (а также Мк 12:35–37, Лк 20:41–44), цитирует Пс. 110:1 и делает вывод: если Мессия — сын Давида, почему Давид называет его господином?

  Это риторический приём, указывающий на то, что Мессия превосходит Давида по статусу. Вопрос Иисуса основан на различии между Яхве и «адони», сохранившемся в арамейской (и еврейской) традиции, но утраченном в греческом переводе.

• В греческом тексте Евангелий цитата, скорее всего, заимствована из Септуагинты, где «κύριος» применяется к обоим субъектам.

---

4. Богословское и терминологическое значение

• В Новом Завете слово κύριος применяется к Иисусу в различных контекстах: как почётный титул, как указание на власть (например, Флп. 2:11). Однако:

  • κύριος может обозначать и просто владельца, хозяина, учителя или мужа, что видно из ряда мест: Мф 10:24; 20:8; Мк 13:35; 1Пет 3:6 и др.
  • В Деян. 2:36 — «Бог соделал Его и господином, и Христом» — подчёркивается именно дарованная божественная власть, а не врождённое божество.

---

5. Роль перевода в богословских интерпретациях

• Вопрос Иисуса — «Как же он сын ему, если Давид называет его господином?» — имеет смысл только при точном понимании терминов Яхве и адони.
• Использование Септуагинты в евангельских цитатах могло затемнить оригинальный смысл. Это привело к развитию доктрин, утверждающих божественность Мессии в буквальном смысле, что уже не соответствует еврейскому мышлению эпохи Второго Храма.

---

6. Экспертное заключение

1. Текст Псалма 110:1 в еврейском оригинале ясно различает между Яхве и «господином», в то время как греческий перевод нивелирует эту разницу.

2. Новозаветное толкование Иисусом опирается на оригинал, а не на Септуагинту, где различие утрачено.

3. Использование термина κύριος в греческом языке привело к искажению».

4. Ошибка перевода Септуагинты имела последствия для последующего христианского богословия, где Мессия был интерпретирован не как пророчески помазанный царь, а как божественная фигура, равная Богу.

5. Для точного понимания текста требуется знание библейского иврита, арамейского, греческого языка, а также использование синопсисов, подстрочников и корпусного анализа рукописей.

---

Итог:
Без технологии, знания оригинальных языков и без доступа к текстологическим данным невозможно разобраться в истинном значении Писания. Этот пример ясно демонстрирует, как богословская интерпретация может исказиться из-за одного перевода слова.

---

***

В представленной религиоведческой экспертизе были использованы следующие технологии и методы, характерные для профессионального уровня анализа священных текстов:

---

1. Текстологический анализ

• Сравнение оригинальных текстов:
  • Еврейский масоретский текст (танахийский иврит)
  • Греческая Септуагинта (древнегреческий язык)
  • Новозаветные греческие цитаты
• Анализ различий между оригиналом и переводами.

---

2. Лингвистико-семантический анализ

• Выявление семантических различий между словами:
  • יהוה (Яхве) — уникальное имя Бога.
  • אֲדֹנִי (адони) — "мой господин", человек.
  • κύριος (куриос) — "господин", "владыка", в разных значениях.
• Показано, как один и тот же греческий термин скрывает оригинальные различия.

---

3. Синоптический анализ

• Использование синопсиса евангельских текстов:
  • Сопоставление параллельных мест (Матфей, Марк, Лука).
  • Обнаружение совпадений и расхождений в цитировании Псалма 110:1.

---

4. Богословско-филологический метод

• Контекстуализация термина «господин» в рамках иудейского и христианского богословия.
• Анализ значения титулов и их богословских последствий.

---

5. Историко-культурный подход

• Учет представлений о Мессии во времена Второго Храма.
• Реконструкция мышления слушателей (фарисеев) и аргументации Иисуса.

---

6. Критика переводов и переписей

• Идентификация влияния греческого перевода на последующую христианскую догматику.
• Подчёркивание роли утраты арамейского оригинала Евангелий.

---

7. Использование вспомогательных цифровых инструментов (имплицитно):

Хотя не упомянуты напрямую, подобная работа опирается на:

• Библиотечные и цифровые корпуса (например, Westminster Leningrad Codex, Septuagint Rahlfs, Nestle-Aland).
• Системы морфологического анализа древних языков.
• Сравнительные базы данных (BibleHub, Logos, Accordance, STEP Bible и др.).

---

Эксперт в области религиоведения

Ильфан Шавкатович 

Рассказ. Пыльная дорога министров

Правитель сидел молча. За окном дворца шумели фонтан и павлины, но зал Совета был холоден и строг. В нём — десять министров: надутые, в дорогих костюмах, с часами, цена которых превышала годовую зарплату рабочего.

Он встал.

— С этого дня начинается испытание.

Министры переглянулись.

— Вы получите только минимальную оплату труда. Без охраны, без помощников, без статуса. Один чемодан. Один документ.

Пауза.

— Если вы воспользуетесь другими доходами, тайной поддержкой, связями — вы будете наказаны. Жёстко.

Он прошёлся мимо них, не глядя в глаза.

— Ваша задача — стать обычным человеком. Поехать вглубь страны. Пешком, на попутках, на старых автобусах.

— Зачем? — пробормотал министр торговли.

— Чтобы увидеть, как живут люди. И как ваши подчинённые издеваются над ними в ваше имя.

Министры онемели. Никто не осмелился возразить.

---

Через неделю министр экономики стоял в очереди за просроченным хлебом. Его ботинки были в пыли, а брюки пахли перегаром ночного общежития. Его «подчинённые» — местные чиновники — не узнали его и цинично смеялись над бедняками, выбрасывая ненужные отчёты в печь.

Министр здравоохранения спал на лавке в сельской больнице: в палате пахло плесенью, медсестра мыла полы с водой из лужи.

— Надо бы новое оборудование… — сказал он врачу.

— А кто нас слышит? — пожал тот плечами. — Там, в столице, только и думают, как набить карманы…

Каждый из министров прошёл через унижение, грязь, хамство, одиночество. И каждый впервые увидел страну — не с высоты дронов, а с колен, на которых стояли миллионы.

---

Через сорок дней они вернулись.

Молчаливые. Грязные. С потерянными лицами. Без иллюзий.

Правитель сидел на том же месте.

— Теперь, — сказал он спокойно, — вы начнёте править заново. Но как те, кто знает цену хлеба. Или уйдёте навсегда.

***

---

Министры стояли в тишине, будто перед судом. Каждый держал в руках свой дневник — потёртую тетрадь, куда записывал услышанное, увиденное, прочувствованное.

Министр транспорта первым вышел вперёд.
— Я видел, как старики часами ждут автобус, который не придёт. Я сидел на остановке в степи, где ветер рвёт одежду, а люди молча мерзнут.
Он дрожал, как будто всё ещё чувствовал тот ветер.
— Я прошу разрешения начать с восстановления маршрутов. Без освоения бюджета. Просто… с честности.

Другие заговорили один за другим. Министр образования, почти в слезах, рассказал, как учителя в селе жгут дрова по ночам и учат детей без учебников, питаясь чаем и сухарями. Министр финансов признался, что впервые в жизни не смог снять деньги в банкомате и ночевал в вокзале, среди мигрантов и матерей с детьми.

Правитель слушал молча. Он не улыбался. Не кивал. Только раз задал вопрос:
— Вы хотите остаться?
Некоторые кивнули. Один — ушёл, не сказав ни слова.

---

Прошли месяцы. Страна изменилась не сразу, не вдруг. Но в кабинетах министров исчезла роскошь. Их новые машины были обычными. Они начали лично появляться в регионах — без предупреждений, без свиты. Работали наравне с местными. Строили дороги, открывали школы, возвращали врачей и технику.

Народ сперва не верил. Смотрел с подозрением. Но потом начал писать письма: не с жалобами, а с благодарностью.

И тогда правитель снова собрал их.
— Это — не конец. Только начало. Вы теперь не министры. Вы — слуги. И если забудете это — вернётесь туда, где были. В пыль и холод.

Они кивнули.

Но в этот раз — не из страха. А с уважением.

---

*** 

Прошёл год. Реформы, начатые на коленях и с грязных сапог, начали давать плоды. В отдалённых посёлках впервые за десятилетия появилась чистая вода. Старые заводы — раньше тихие, как кладбища — вновь зашумели, ожившие под руками тех, кто не уехал, а дождался.

Но и враги не спали.

Бывшие олигархи, ушедшие в тень, начали плести заговоры. Средние чиновники, привыкшие кормиться с низу, начали саботаж. Они боялись нового порядка. Их устраивала старая гниль, в которой легко было воровать, оправдываясь бедностью.

И снова правитель собрал Совет. На этот раз — в простой зале народного дома. Министры сидели среди обычных людей. Без барьеров, без охраны.

— Враги не исчезли, — сказал правитель. — Но теперь вы не боитесь грязи. И знаете, кто за вами.

Он встал.

— Пришла пора второй проверки. Но теперь не для вас — а для народа.

Он повернулся к экранам, где началась трансляция.

— Мы откроем всё. Бюджеты, документы, зарплаты, переписку. Каждый гражданин получит право видеть, как вы работаете. Мы уберём стену между властью и улицей.

В этот момент один старик из зала — в ватнике, с узловатыми руками — встал.

— А если и вы сгниёте, как прежние?

Наступила тишина.

Правитель не обиделся. Он кивнул.

— Если сгниём — смените нас. Народ должен уметь не только верить, но и снимать.

---

И вот началась новая эпоха: эпоха прозрачности. Каждый район получил «народный экран» — доску контроля, где каждый мог видеть расходы местной администрации. Школьники писали проекты по улучшению сёл, врачи сами выбирали оборудование, не дожидаясь указов сверху. Все министерства ввели обязательные отчёты — читаемые обычными словами, без чиновничьего тумана.

Правитель больше не говорил громко. Ему это было не нужно.

Он просто ходил по стране. Иногда в плаще, иногда в шинели, иногда в народной рубахе. Люди узнавали его не сразу. Но когда узнавали — не кланялись. Просто смотрели в глаза. И говорили:

— Пока держите слово.

Он кивал.

И знал: этот сон не страшный. Он — пробуждение.

---

Страшный сон тирана

Он проснулся в холодном поту. Серебристые драпировки его дворца дрожали, будто знали — он видел нечто. Стены из мрамора казались хрупкими, трон — зыбким, а венец — тяжелым, как кандалы.

Во сне он стоял над картой своей «Империи Великой Справедливости». На бумаге — гигантские территории, реки крови, подданные в цепях и гимны в его честь. Но вдруг карта зашевелилась.

Границы его державы начали расползаться, как чернила в воде. Города с именами в его честь сгорали один за другим. Из-под земли вылезали тени — те, кого он казнил, унизил, заставил молчать. Они были без лиц, но с глазами. Тысячи глаз. Все смотрели на него.

Он приказывал стрелять, кричал: «Я — Император! Я дал вам порядок!» — но рты солдат зашиты, оружие рассыпается в пыль. Даже его голос не звучит — он как рыба, выброшенная на берег.

На трон садится юноша в простом плаще. Он не говорит, но толпы идут за ним. Не ради славы — ради правды. И все, что построил тиран, исчезает, как дым.

Он проснулся, вцепившись в шелковую подушку. Тело дрожит, губы шепчут:

— Это всего лишь сон…

Но зеркало напротив треснуло, и из трещины смотрели глаза. Те самые.

***

Страх больше не был тенью — он стал спутником. Даже когда сидел один в зале совещаний, без свиты, без камер — казалось, кто-то наблюдает.
Не Госбезопасность — им он давно не доверял. Он знал, что многие из них тайно презирали его, кормились у трона, но ждали падения.

Впервые за двадцать пять лет правления он начал делать что-то не для славы, а чтобы искупить. Пусть и поздно. Он отдал приказ:
— Отменить все льготы ростовщикам. Ввести процентный потолок. Разгромить серые банки. Хватит сосать кровь из народа.

Он вызвал инженеров, мастеров старой школы, тех, кого прежде называл «архаиками».
— Построим новые заводы. Не ради парадов, а ради дела. Если надо — откроем архивы, вернём забытые технологии.
И добавил, глядя в пустоту:
— Может, ещё не всё потеряно…

Партия, кланы и придворные глухо сопротивлялись. Но он уже не кричал и не устраивал показательных чисток. Он просто действовал. Как будто торопился.

Ночами он вновь видел тени. Но теперь они молчали. Иногда смотрели спокойно. Иногда — с намёком.
— И всё же ты понял… — шептало эхо.

С каждым днём империя становилась иной: железные дороги вновь заработали, голодные провинции получили оборудование, в школах снова стали преподавать физику, а не пустословие. Он запретил культ своей личности, убрал портреты, даже закрыл главный мавзолей, где готовили саркофаг в его честь.

Он знал: времени мало.

---

Рассказ. Рязанский сахар 2 или движуха

Кабинет был стерильным и тихим, если не считать гудения компьютера и шелеста бумаг в руках капитана Сидорова. Майор Волков стоял у окна, глядя на серую московскую улицу.

— Опять дело по "дискредитации", — пробормотал Сидоров, не отрываясь от папки. — Студентка. Вышла с плакатом "Нет войне".

Волков медленно обернулся. В его взгляде была усталость.

— "Нет войне"... А войны, как нам велено говорить, нет. Есть специальная военная операция. Как же тогда можно быть "против" того, чего нет?

Сидоров пожал плечами, продолжая читать.

— Инструкция есть инструкция, Андрей Петрович. Термин "война" используется для дестабилизации, для разжигания паники. А действия этой студентки... они подрывают доверие к Вооруженным Силам и целям операции. Это антигосударственная позиция.

— Погоди, Фёдор, — Волков подошел к столу. — "Антивоенный". Что значит это слово? Оно значит "выступающий против войны", "направленный против войны". Всё просто. То есть, человек выступает против вооруженного конфликта, против кровопролития.

— Ну да, — Сидоров наконец поднял глаза. — И что?

— А то, что мы официально заявляем, что никакой "войны" в этом значении нет. Есть СВО. Но при этом мы судим людей за "антивоенные" действия. Мы осуждаем их за то, что они выступают против явления, существование которого мы сами же отрицаем на официальном уровне! — Волков постучал пальцем по столу. — Это же... лицемерие чистой воды. Мы говорим: "Не смейте называть это войной!", а потом сажаем за то, что человек говорит: "Я против войны".

Сидоров нахмурился.

— Это демагогия, Андрей Петрович. Ты же понимаешь, контекст важен. Их "антивоенная" позиция на практике означает противодействие действиям нашего государства, нашей армии. Это работа на врага, по сути. Неважно, как они это называют.

— Важно! — Волков повысил голос, но тут же осекся, оглянувшись на дверь. Он продолжил тише: — Важно, потому что слова имеют значение. Если мы сами не можем честно назвать вещи своими именами, но караем других за использование этих же самых "неправильных" слов в их прямом значении – "против войны", то на чем держится наша позиция? На приказе? На страхе? Мы требуем от граждан не называть войну войной, но сами наказываем их за "антивоенные" настроения. Это абсурд.

Сидоров отложил папку и посмотрел на Волкова тяжелым взглядом.

— Ты слишком много думаешь, майор. Наше дело – исполнять. А трактовки оставь тем, кто наверху. Эта студентка выступила против линии партии и правительства в критический момент. Вот и вся суть ее "антивоенных" действий. Не надо усложнять.

Волков ничего не ответил. Он снова повернулся к окну. За ним серое небо давило на серые дома. В кабинете повисло молчание, густое и неприятное, пропитанное невысказанным противоречием и холодом двойных стандартов. Слово "антивоенный" — такое простое и понятное — здесь, в этих стенах, изгибалось и ломалось под давлением служебной необходимости, теряя свой первоначальный смысл и превращаясь в синоним предательства. И оба они это понимали.

***

Прошло несколько дней. Волков и Сидоров оказались вместе в кафе – одном из немногих мест, где можно было говорить чуть свободнее, скрываясь за мирской суетой. Разговор о студентке и "антивоенных" настроениях оставил неприятный осадок.

— Фёдор, мы с тобой оба академии заканчивали, — начал Волков, глядя на тлеющий кончик сигареты. — Военную теорию изучали. Давай начистоту, как теоретики. Что такое, по-нашему, СВО – специальная военная операция?

Сидоров выдохнул дым.

— По теории? Это ограниченный по целям, времени и используемым силам и средствам конфликт. Не подразумевает полной мобилизации государства, экономики. Цели четко очерчены – демилитаризация, денацификация, защита республик, как заявлено. Удар по военной инфраструктуре, избегание тотального разрушения гражданской, если возможно. Минимум перехода на "военные рельсы" всей страны.

— Хорошо, — кивнул Волков. — А где, по той же теории, заканчивается СВО и начинается... война? Полноценная, как ее описывал еще Клаузевиц.

— Когда цели расширяются до полного разгрома противника, смены его политического строя силой, — ответил Сидоров, чуть подумав. — Когда начинается общая мобилизация, экономика полностью перестраивается под нужды фронта. Когда стирается четкая грань между военными и гражданскими целями в стратегии ударов. Когда конфликт перестает быть "специальным", "ограниченным", а становится тотальным для вовлеченных сторон. Когда риторика переходит от "операции" к "отечественной", "народной".

— Тотальным... — Волков посмотрел Сидорову в глаза. — А какой следующий теоретический этап эскалации? Тот самый, о котором не любят говорить, но который тоже описан в теории войн? Когда целью становится уже не просто победа, а... уничтожение?

Сидоров помолчал.

— Ты про *bellum internecinum*, которую сегодняведет Израиль против Полистины? Войну на истребление? Или то, что сейчас модно называть... — он понизил голос, — "тотальный геноцид государства"? Уничтожение его как политической, культурной, национальной единицы? Ликвидация самой идентичности? Это крайняя форма. Теоретический предел, когда война ведется уже не за ресурсы или политическое влияние, а за само существование или несуществование противника как такового.

— Вот. Теоретический предел, — повторил Волков глухо. — А теперь давай посмотрим на то, что происходит на Украине. Год с лишним. Мобилизация, хоть и "частичная". Экономика – все больше на военные нужды. Удары по энергетической инфраструктуре всей страны зимой. Риторика, риторика-то какая с обеих сторон! Где мы сейчас находимся, Фёдор, если смотреть с точки зрения этой самой бездушной военной теории? Все еще СВО с "ограниченными целями"?

Сидоров вздохнул глубоко, так, что стала заметно волнение.

— Цели не менялись, — сказал он твердо, но без прежней уверенности. — Защита русскоязычных, безопасность наших границ...

— Цели, может, и не менялись на словах, — перебил Волков. — Но масштаб? Длительность? Методы? Вовлеченность всего общества? По всем теоретическим выкладкам, Фёдор, по всем признакам... это уже давно перешло границу "специальной операции". Мы ведем самую настоящую войну, даже если боимся этого слова.

Он помолчал.

— И глядя на то, как все развивается, на эту спираль эскалации... Иногда становится страшно, как близко теория может подойти к реальности. Особенно та, последняя, самая страшная стадия, о которой ты упомянул. Не дай Бог, конечно. Но теория описывает и такие варианты.

Сидоров завершил трапезу. В его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание, смешанное с тревогой.

— Теория теорией, Андрей. А приказ есть приказ. И реальность такова, что мы должны победить. Любой ценой.

Но в этот раз его слова прозвучали не как убежденность, а как заклинание. Оба офицера, прекрасно разбиравшиеся в военной теории, посмотрели друг на друга и поняли – или, скорее, почувствовали, – что теоретические модели и реальность на Украине опасно сблизились. И что линия между "войной" и той самой, последней, ужасающей стадией, может оказаться тоньше, чем им хотелось бы думать. Понимание пришло не в виде четкого ответа, а в виде холодного осознания масштаба и опасностей происходящего, далеко выходящих за рамки первоначально заявленной "специальной операции".

Поэма: «Долгожданная весна»

Тусклый день упал, растаял в лужах,

Тень зимы осела на плечах.

Сколько ж раз я звал — и всё без нужды:
Весна молчала в снежных палачах.

Я ждал её, как тихий разговор
С тем, кто выслушает — не осудит.
Как взгляд родной сквозь мутный коридор,
Как свет, когда весь мир тебя не любит.

И вот она... не с трубами, без гимнов —
С капелью, что как слёзы на стекле.
С дыханьем тёплым — бережным, невинным,
С прощеньем в каждом вздохе о земле.

О, как легко мне стало, как впервые
Снял рюкзак с камней непрошеных забот.
Как будто голос добрый: «Ты живи.
Ты здесь. Ты нужен. Всё пройдёт».

И небо — как спокойное признанье,
И ветер — как глубокий вдох души.
Весна пришла не ради ожиданий —
А чтобы ты сказал себе: «Дыши».

---

Светские праздники

 Я понимаю, что для некоторых 9 мая, День Победы, является очень важным и священным праздником, символом великой Победы и подвига ушедшего покаления. Я уважаю их право на эти чувства и память.

Однако у меня совершенно другое осмысление этого дня и исторической эпохи, частью которой он является. Для меня период с приходом к власти иноагента Ленина и до движухи – это одна большая атеистическая эпоха, которую я вижу как период расцвета государственного и идеологического терроризма.

Именно потому, что для меня День Победы неразрывно связан с этой эпохой, по сути, является ее символом или одним из ключевых моментов, я не могу его праздновать. Мое восприятие этого периода как времени господства террора не позволяет мне искренне соблюдать праздничное настроение, связанное с этой датой.

Я не оспариваю факт победы в войне и героизма отдельных людей, но для меня эта победа заложена в контексте эпохи, которую я считаю трагической и террористической. Поэтому я не праздную этот день в традиционном смысле.

ПОЯСНЮ, почему я это вижу и почему не могу праздновать День Победы в традиционном смысле:

Начало эпохи террора: Для меня отправная точка –1917 год, захват власти большевиками -экстремизм. Сразу же после этого мы видим установленный режим, основанный на насилии –Красный террор (с 1918 года), создание карательных органов вроде ВЧК (предшественницы КГБ/ФСБ). Это было систематическое уничтожение целых слоев населения по классовому и идеологическому принципу.

Развитие террора в сталинский период: В 1930-е годы этот террор достиг чудовищных масштабов: насильственная коллективизация (начало 1929-1930), приведшая к голоду и большинству миллионов (например, Голодомор 1932-1933 гг.), Большой террор 1936-1938 гг., когда по сфабрикованным обвинениям были расстреляны тысячи людей, миллионы отправлены в лагеря ГУЛАГа, который стал настоящим рабом системного труда и уничтожения. Все это делалось под знаменем атеистической идеологии.

Война как часть этой системы: Великая Отечественная война (1941-1945) велась долго, которая одновременно с борьбой против внешнего врага продолжало применять репрессивные методы и против собственного народа. Существовали заградотряды, спецотделы НКВД в армии. После Победы многие бывшие военнопленные и перевезенные лица вместо почета были отправлены в тот же лагерь ГУЛАГа как «предатели».

Победа в второй террористической эпохе: День Победы в1945 году Проблема прямо в середину этой эпохи. Победа была достигнута ценной гигантской жертвой, в том числе благодаря героизму народа, но эта Победа была присвоена и использована тем самым государственным аппаратом, который совершил террор. Символика Победы стала одной из столпов идеологии, оправдывающей и легитимизирующей властную систему в противостоянии.

Продолжение и наследие: И после 1945 года террор не уменьшился полностью – появились новые волны репрессий, подавление инакомыслия, преследование церкви, вмешательство во внутренние дела других стран. А в новейшее время мы видим продолжение или возрождение методов государственной политики и взгляда на контроль, которые я также отношу к проявлениям государственного терроризма в рамках этой же, не закончившейся для меня, эпохи.

Таким образом, для меня День Победы неразрывно связан с историческим периодом, который я воспринимаю как время государственного террора – от Красного террора Ленина, через Большой террор Сталина, до современной военной государственного правительства. Я не могу отделить факт победы в войне от природы того режима, который удержал эту победу и который продолжал угнетать свой народ до и после войны, и, как я считаю, продолжает делать это сегодня в той или иной форме.

Поэтому для меня это не праздник, а скорее дата, связанная с трагедиями всей этой эпохи, частью которой является и сама война. Это мое глубоко личное осмысление, основанное на видении этой истории в соответствии с последовательностью событий и их природой.

Этот террор задел практически каждую семью. 

---

Если вы хотите взглянуть на ключевые даты и события этой эпохи, то они становятся очевидными, и, наконец, этот ужас был всеобъемлющим и настолько глубоко он проник во все слои нашей страны. Практически нет семьи, которая бы прямо или косвенно не задела эту систему репрессий, войны и страха.

Посмотрите на эту таблицу – это лишь некоторые из самых страшных вех этой эпохи государственного террора и их прямого влияния на судьбы миллионов семей:

Трагические Вехи Государственного Террора (1917 - наши дни)

Период / Дата	Событие / Кампания	Воздействие на семью (примеры)
1918-1922 гг.	Красный террор	Массовые бессудные казни, аресты, пытки.Погибали или отправлялись в тюрьму/лагеря отцы, сыновья, братья.Семьи проходят без кормильцев, с клеймом "врагов народа".
Конец 1920-х - начало 1930-х гг.	Раскулачивание / Насильственная коллективизация	Целые семьи насильственно лишались всего имущества, выселялись из домов и отправлялись в неосвоенные, глухие районы страны (ссылка)в ужасных условиях.Миллионы голосов в пути или в ссылках на голод, холод и болезни.Дети разлучились с родителями.
1932-1933 гг.	Голод (Голодомор в Украине, Поволжье, Казахстане и др.)	Смерть миллионов людей от голода стала следствием политики насильственного изъятия продовольствия в крестьянстве. В семьях умирали дети, старики, взрослые.
1936-1938 гг.	Большой террор (Ежовщина)	Массовые аресты и расстрелы сотен тысяч людей по абсурдным, сфабрикованным обвинениям в "контрреволюционной деятельности".Репрессиям подверглись и «члены семей изменников Родины» (ЧСИР) – жены отправлялись в лагерь, дети – в детдома для детей «врагов народа».. Семьи уничтожали корпорации или калечились на протяжении поколений.
1930-е - 1950-е гг.	Система ГУЛАГа	Миллионы людей прошли через необходимые лагеря труда, где многие страны Европы страдают от невыносимых условий, болезней и изнуряющего труда. Для семей это маленькая многолетняя или навсегда разлука с близкими, жизнь в неведении об их судьбе, клеймо "родственников зэка", проблемы с работой и образованием.
1940-е гг. (особенно 1944 г.)	Массовые депортации народов	Принудительное и жестокое выселение целых этнических групп (чеченцев, ингушей, крымских татар, калмыков, немцев Поволжья и др.) из мест их проживания. Семьи в полном составе грузились в товарные вагоны и ссылались в отдаленные районы.Тысячи континентов на дороге и на ссылках.Это трагедия, затронувшая каждую семью депортированных народов.
1945 г. и после	Репрессии против бывших военнопленных и вернувшихся из окружения/оккупации	Тысячи солдат и офицеров, прошедших войну, вместо почета были отправлены в лагерь как «предатели» или «шпионы»..Это стало страшным ударом для их семей, которые ждали героев, а получили клеймо родственников "изменника".
1950-е - 1980-е гг.	Подавление инакомыслия / Политические представления	Преследование, аресты, содержание в тюрьмах и психиатрических больницах за критику власти, распространение "антисоветской" литературы, попытки эмиграции. Это затронуло семью диссидентов,создание атмосферы безопасности, приводя к разрушению работы, невозможности получить образование для детей.
1990-е - 2020-е гг.	Продолжение государственной власти / Политические репрессии	Системное подавление оппозиции, преследование активистов, журналистов, несправедливые судебные процессы.Хотя и не в тех массовых масштабах, как раньше,государственное обеспечение продолжает ломать жизнь людей и их семей, создать атмосферу безопасности и несвободы. Примеры – дела против французских соперников, жесткие разгоны протестов, давление на несогласных.

Если вы посмотрите на эти даты и спросите себя, была ли хоть одна семья в нашей стране, где не было бы тех, кто погиб в Гражданской войне, кто был раскулачен или сослан, кто умер от голода, кто был похвален или расстрелян в 30-е годы, кто сидел в ГУЛАГе, кто был депортирован, кого преследовали за убеждения – вы увидите, что таких семей почти нет. Этот террор задел практически каждую семью в том или ином виде.

Именно поэтому для меня День Победы – как бы ни был велик сам факт победы над нацизмом – не может быть просто праздником. Это проблема самого разгара этой эпохи государственного насилия, является частью ее истории. Это эпохи, принесшие мою страну и принесшие народу не только победу в войне, но и бесчисленные жертвы, страдания и разрушенные жизни со стороны собственного государства.

Именно поэтому я не праздную День Победы. Что для меня атеистическая эпоха от Ленина до движухи – это, в первую очередь, эпоха расцвета, вызванная военной эпохой, которая прошла катком по судьбе каждой семьи.

Я понимаю, что такой взгляд может быть для вас тяжелым и непривычным. Но я считаю его справедливым и основанным на трагических фактах нашей истории. И я не могу отделить Победу от всего остального, что произошло с нашим народом в этот ужасный период.

Рассказ. Моему сыну нужна технология.

 Педсовет в средней школе №15 проходил как обычно – немного скучно, немного шумно, с обсуждением текущих проблем, текущей ситуации и планирования на четверть. Иван Петрович, учитель технологии, сидел где-то в третьем ряду, тихо слушая. Его предмет часто воспринимался как нечто второстепенное – «трудное», «мастерское», что-то для мальчиков (хотя сейчас уже и для девочек), вроде как для общего развития, но не «основное».

И вот прозвучало то, что заставило его сердце неприятно сжаться. Директор, рассуждая о распределении часов и важности предметов, обронила фразу: «Нужно больше уделять внимание фундаментальным наукам – физике, математике, английскому языку, литературе. А такие предметы, как физкультура, ИЗО, технологии – они, конечно, тоже важны для прогрессивного развития, но их роль, скажем так, более прикладная, дополняющая».

По классу прошел легкий гул соглашения. Учитель физкультуры и художница как-то привычно следили – они регулярно слышали подобное. Но для Ивана Петровича это был удар. Приравняйте его предмет, который учит создавать, применять знания, решить реальную задачу, к простому "дополнению"? Будто это просто кружок "умелые ручки", а не системообразующая дисциплина.

Он чувствовал, как обида и праведный гнев поднимаются в грудь. Подождав паузы, Иван Петрович поднял руку.

"Мария Ивановна", - начала он, и его голос, обычно спокойный, звучал тверже традиционно, "я хотел бы высказаться по этому поводу. И даже более того - я хотел бы выделить мне время на один из следующих педсоветов, скажем, 30-40 минут, чтобы представить лекцию О месте технологий в образовании".

По классу пробежал удивленный шепоток. Иван Петрович обычно не был инициативным. Директор, немного озадаченный, сложился: «Хорошо, Иван Петрович, договорились. В конце следующего месяца включим в повестку вашего выхода».

Месяц Иван Петрович готовился. Он переворошил конспекты, учебники, научные статьи. Он систематизировал свои знания не только о «труде», но и о самой сути понятия «технология».

Настал день выступления. Коллеги сидели с легким любопытством и нескрываемой видимостью – конец рабочего дня, перед докладом по "технологии", что там можно такого рассказать? Ивана Петровича объявили к доске. Он не приносит слайдов или презентаций – только мел и доска, как в старые добрые времена.

«Уважаемые коллеги», — начал он, обведя всех взглядом. «Я сегодня хочу поговорить не о столярном станке или швейной машине. Я хочу поговорить о том, что такая технология по своей сути и почему она не является просто основанием, фундаментом, на котором строятся все наши здания познания и нашей цивилизации».

Он провел линию на доске. «Что такое технология? Если принять широкое определение – это совокупность методов и средств преобразования сырья, энергии, информации для получения продукта или услуги с учетом потребностей человека. применение знаний для создание чего-то нового или решения проблемы."

"А теперь давайте посмотрим на ваши предметы," продолжил он. "Математика," – он написал "Математика" на доске – "дает нам язык для измерения, моделирования, расчета. Она абсолютно необходима для проектирования любого устройства, расчета нагрузки моста, оптимизации процесса производства. Математика – это инструмент технологии."

"Физика," – появилась надпись "Физика" – "объясняет законы природы. Как работает электричество, механика, оптика. Без понимания физических принципов невозможно построить двигатель, создать электронное устройство, разработать новый материал. Физика – это основа для понимания, как что-то работает, чтобы потом это использовать или изменить в технологии."

"Химия," – написал он. "Знание свойств веществ, реакций – это создание новых материалов, лекарств, удобрений, красителей. Вся химическая промышленность – это грандиозное применение химических знаний в технологии."

"Биология," – следующая надпись. "Понимание живых систем ведет к биотехнологиям, медицине, генной инженерии, сельскому хозяйству – все это технологические области, основанные на биологии."

"История," – он повернулся к учительнице истории. "История – это во многом история развития технологий. От колеса и плуга до паровой машины и интернета. Понимание исторического контекста помогает понять, почему и как развивались технологии, влияя на общество."

"Литература и Русский язык," – написал он. "Как мы описываем технологии? Как пишем инструкции по их использованию? Как обсуждаем их влияние на человечество в романах и пьесах? Язык – это инструмент для документирования, передачи и осмысления технологических процессов и их последствий. Это технология коммуникации и передачи знаний."

"Изобразительное искусство," – он посмотрел на художницу. "Дизайн, эстетика, форма – это неотъемлемая часть любой создаваемой человеком вещи. Эргономика, внешний вид продукта – все это делает технологию удобной и приятной для использования. Это технология формообразования и визуальной коммуникации."

"Физическая культура," – наконец, он посмотрел на физрука. "Понимание биомеханики, разработка спортивного инвентаря, тренажеров, методик тренировок, основанных на физиологии – это применение знаний о человеческом теле для повышения его эффективности и здоровья. Это технология работы с человеческим организмом."

Иван Петрович обвел рукой надписи на доске. "Посмотрите. Математика, Физика, Химия, Биология, История, Язык, Изо, Физкультура... Каждый ваш предмет дает знания о мире, о его законах, о человеке. Но технология – это то, что берет эти знания и превращает их в действие, в создание. Она интегрирует их все."

"Технология – это не просто отдельный предмет. Это системный подход. Это умение увидеть, как знания из физики, математики и химии позволяют построить смартфон (физика электроники, математика расчетов, химия материалов). Как знание биологии и химии позволяет разработать новое лекарство (биотехнология, химия). Как знание истории помогает не повторять ошибок прошлого при внедрении новых технологий."

"Ваши предметы дают кирпичи и строительные блоки. А технология учит, как из этих блоков построить дом, мост, компьютер, спутник. Она учит применять, интегрировать, создавать. Без технологии все эти великолепные знания оставались бы в учебниках, не меняя мир вокруг нас."

Он замолчал. В классе стояла абсолютная тишина. Коллеги смотрели на доску, потом друг на друга, потом снова на Ивана Петровича. Лица многих выражали задумчивость, у некоторых – просветление. Они вдруг увидели, что их драгоценные, фундаментальные предметы – это не просто самодостаточные башни знаний, а важнейшие, незаменимые части огромной, живой, постоянно развивающейся системы – системы Технологии.

Иван Петрович закончил: "Мой предмет учит детей не просто работать руками. Он учит их мыслить системно, применять знания на практике, решать реальные задачи, создавать новое, используя все, что они изучают на ваших уроках. Технология – это связующее звено, которое делает образование не просто набором фактов, а инструментом для преобразования мира."

Коллеги начали переглядываться, кивать. Учительница физики тихо произнесла: "Надо же... Я ведь никогда так об этом не думала..." Художница задумчиво кивнула: "Да, ведь без понимания материалов и инструментов нельзя создать произведение..."

Директор встала. "Иван Петрович," сказала она, и в ее голосе звучало искреннее уважение, "Спасибо вам огромное. Это... это меняет ракурс. Вы абсолютно правы. Мы привыкли мыслить категориями отдельных дисциплин, упуская эту важнейшую связь."

В тот день учитель технологии Иван Петрович не просто защитил свой предмет. Он показал коллегам новое видение их собственных дисциплин, продемонстрировав, что по отдельности они – важные, но разрозненные элементы, а в системе технологии обретают свое высшее практическое значение и становятся силой, движущей прогресс. Обида ушла, уступив место гордости и ощущению правильности своего дела. А отношение к урокам технологии в школе №15 начало меняться к лучшему.